Ольга Брилева

 

«Слепая вера» или «О доказательствах бытия Божия»

 

Самый распространенный упрек, выдвигаемый людям верующим людьми рационально мыслящими, формулируется приблизительно так: «Как можно принимать слепо, на веру, без весомых доказательств, некую аксиому (например, «Бог есть»), причем строить на ее основании свою жизнь и призывать к тому же самому миллионы других людей?»

Это один из самых существенных вопросов для данной книги и для многих людей, поэтому он нуждается в самом тщательном ответе.

Легче всего раскрывать такие вопросы в полемике, отталкиваясь от точки зрения оппонента как бегун от земли. И в этом вопросе мне оппонирует Александр Немировский, историк-востоковед, сформулировавший основные принципы «рационал-релятивистского» мышления в статье «ВЕРА», «РЕЛИГИЯ», «НАУКА» (статья, в сущности, является отрывком из учебного пособия по истории Древнего Востока). Эта статья используется с его согласия и я благодарю его за множество замечательных материалов по данной теме, предоставленных совершенно бескорыстно.

Нам часто задают вопрос -  как это вы верите в Бога, Которого не видели? Этот вопрос задавался если не с ветхозаветных времен, то с апостольских – уж точно: недаром Св. Павел пишет Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом (К Евреям 11:1). У него же, там же, есть формулировка «верою познаём»; словно вера – это какое-то шестое чувство, посредством которого мы воспринимаем информацию. Но мы не только воспринимаем им информацию – мы и определяем им свои действия: 

 

Верою Авель принес Богу жертву лучшую, нежели Каин; ею получил свидетельство, что он праведен, как засвидетельствовал Бог о дарах его; ею он и по смерти говорит еще. Верою Енох переселен был так, что не видел смерти; и не стало его, потому что Бог переселил его. Ибо прежде переселения своего получил он свидетельство, что угодил Богу. (…) Верою Ной, получив откровение о том, что еще не было видимо, благоговея приготовил ковчег для спасения дома своего; ею осудил он (весь) мир, и сделался наследником праведности по вере. Верою Авраам повиновался призванию идти в страну, которую имел получить в наследие, и пошел, не зная, куда идет» (К Евреям 11:4-8).

 

 

Эта длинная цитата нужна здесь для того, чтобы противостоять простому соблазну, которому поддаются многие проповедники, и я часто поддавалась раньше. Это соблазн ответить на вопрос «Как это вы верите в Бога, Которого не видели?» вопросом – «А как это вы верите в Австралию, которой ни разу не видели?». Это прием соблазнительно простой и потому негодный, что грамотный и умный «рационал» ответит на него тут же:

 

Австралию кто-то все-таки видел или доказал ее существование; именно этому опыту и логике мы и доверяем, когда  принимаем существование Австралии на веру, никогда в жизни ее не видав. Именно это конечное звено и наделяет авторитетом  всю цепочку суждения, вызывая у нас - как проходящий через всю цепь «звеньев-посредников» электрический импульс - доверие к нему. Только логике и опыту, связанному с этим конечным звеном, это доверие и оказывается. Разберем теперь иное суждение, например, суждение о том, что Иисус Христос является второй ипостасью абсолютного   Мирового Божества. Какой опыт, какая логика могут хотя бы в принципе стоять в конечном счете за этим суждением? Пусть даже мы для данного случая примем (по образцу истории с Австралией) на веру все промежуточные звенья христианского  предания; у самого его начала мы и в этом случае, при полном доверии к фактической стороне информации источника, найдем  просто некое человеческое или человекоподобное существо, умеющее творить простенькие чудеса, воскрешать мертвых и  воскресать после собственной смерти. В любой культуре архаики таких чародеев (странствующих демонов, инопланетян и т.п.)  видимо-невидимо. Какие факты, какие умозаключения могли позволить наблюдателям такого существа прийти к выводу о том,   что это Абсолютный Бог? Совершенно очевидно, что верифицируемых фактов и умозаключений такого сорта не только не  было, но и в принципе быть не могло» (А. Немировский).

 

Это правда. Даже если мы получим 100% гарантии того, что с Моисеем действительно говорил Некто из горящего куста – то каким образом этого Некто можно сопрячь с тем Богом, о котором говорят авраамические религии – Абсолютом, Создателем Вселенной, Сущим от века? Куда более логично, разумно, рационально предположить, что одна из тех сил, которые существуют в мире, и издревле были известны как боги или демоны, пусть даже достаточно крутая, приняла под свое покровительство еврейский народ, чтобы посредством его низвергнуть остальных богов и завоевать власть над нашим миром*. В самом деле, из легенд мы знаем, что боги сражались между собою, что Кронос оскопил и изгнал Урана, а Сет убил и расчленил Осириса. Если мы, люди, можем вообразить себе бога-убийцу, то почему не бога - идеологического диверсанта? Чем мы можем опровергнуть заявление: «некий демон, приняв имя Сущий, соблазнил сначала Авраама, потом Моисея, потом воплотился, был распят, убит, воскрес и охмурил еще дюжину евреев, которые, в свою очередь, охмурили весь мир, а потом довершил дело, навешав лапши одному арабу»?

Прибегая к рациональной аргументации – ничем.

У нас нет никакого инструмента, при помощи которого мы могли бы эмпирическим путем различить, где Очень Крутой Демон,  а где Вседержитель. Чудеса? Все верующие знают, что чудеса могут показывать и бесы. Нравственная компонента авраамических религий? Но она отнюдь не сделала христиан, иудеев и мусульман в их массе людьми более нравственными, чем окружающие их язычники; более того – в споре с рационал-релятивистом вообще трудно прибегать к аргументации из области нравственности, потому что в его глазах нравственность – понятие относительное. Нам остается действительно только вера. Слепая вера, если хотите, потому что даже если допустить, что нам не солгали Отцы и Учителя Церкви, Апостолы и Пророки (а рационалисту крайне трудно допустить, что цепочка преемственности длиной почти в 4 000 лет нигде не содержит слабого звена), мы должны принять на веру и только на веру финальное допущение: что Господь Бог не солгал нам о том, Кем Он есть.

Выбор здесь – «да» или «нет», никакие промежуточные варианты невозможны. Ибо Господь, каким Его видит наша вера, лгать не может, а если мы поклоняемся тому, кто может лгать, то лучше нам быстренько отречься и сжечь все наши книги. И этот выбор мы должны сделать вслепую, на одном голом доверии, потому что никаких решающих аргументов, хотя бы исходящих от Него Самого, мы не сможем воспринять, если только не захотим.

Да, нередко простому человеку достаточно увидеть что-то необычное, чтобы уверовать. Но умный и последовательный рационалист – далеко не простой человек, и при виде чуда он скорее поведет себя как фараон из книги Исхода: да, Моисей показал неплохой фокус, но мои жрецы могут не хуже – так какие у меня основания бояться Бога Моисея? У меня есть собственные боги, и отношения мы с ними строим на понятной, доступной разумению рациональной основе.

Язычество насквозь рационалистично – материалисту в это трудно поверить, но это так. Мы привыкли со скепсисом относиться к своему подсознанию, отвергая опыт снов и видений – но у древнего человека не было оснований для такого скепсиса, он воспринимал приходящее «извнутрь» как вполне достоверную информацию.

Вот, что пишет об этом А. Немировский:

 

Все ощущения можно разделить на три группы - т.н. «объективные» (проверяемые различными органами чувств, не зависящие от усилия нашей воли и подтверждаемые показаниями  других носителей и фиксаторов ощущений, будь то люди или приборы); «подсознательно-субъективные» (доступные только нам    и неулавливаемые вовне, однако также появляющиеся независимо от нашей воли, как бы сами по себе, - например, сны); и,  наконец, «сознательно-субъективные» (субъективные и при этом измышленные нами сознательно, - например, кошка, которую  мы вспомнили и представили себе. Чтобы испытать и удержать такие ощущения, требуется определенное усилие воли, а при его   прекращении они размываются и исчезают). К репрезентативному эмпирическому опыту мы относим исключительно первую категорию ощущений. Это разграничение представляется нам настолько самоочевидным, что, сталкиваясь с людьми,   проводящими его по-иному, мы наивно убеждаем себя в том, что они не опираются на опыт вообще» (А. Немировский).

 

На самом деле это не так, и первобытные люди прекрасно опирались на опыт (пусть и небогатый) и вполне умели различать фантазию и реальность. Но часть того, что мы сегодня зачастую относим в область фантазии (магия, волшебство), первобытный человек относил к области реальности на основании следующего рассуждения:

 

Если некое ощущение является плодом моего сознательного волевого усилия, то я не могу доверять ему и рассматривать его как репрезентативный опыт: это мое собственное порождение. Однако если некое ощущение пришло ко мне  помимо и независимо от моего сознания и воли, то я, конечно, должен использовать его для суждения об объективной,  «внешней» реальности, ибо раз я сам не порождал его, то откуда оно могло прийти еще?

 

 Итак, нет никакого «пралогического мышления первобытных людей» - есть нормальное рациональное мышление, которое берет в расчет то, что приходит из подсознания и принимает этот опыт как репрезентативный. Но что именно заставило первобытного человека отнести опыт «магии» к разряду реальности? Ведь он не хуже нас понимал, что, тыкая копьем в нарисованного бизона, настоящего бизона убить нельзя (а если кто не понимал, тот вымер). А, Немировский предлагает свой ответ на этот вопрос – настолько здравый и настолько согласующийся с моим личным опытом, что я безусловно принимаю его, кхм, на веру.

 

 Опыт, связанный с имитационными действиями, человек древности безусловно имел. Это был опыт игры. Задолго до того, как человек начал  осмыслять свое поведения, игра была для него лучшей формой развлечения и отдыха. С некоторого момента человек подверг логической интерпретации все, что было ей  доступно, - т.е. прежде всего свой внутренний мир и свои собственные действия, в частности, игру. К каким же выводам он мог  и должен был прийти при подобной интерпретации? Чтобы ответить на этот вопрос, следует напомнить, что, собственно, дает человеку, и для чего ведется игра. Ничего нового здесь не скажешь: каждый ребенок чувствует, а каждый взрослый знает, что игра - это имитация некоего важного и увлекательного процесса, имитация, которую осуществляют для того, чтобы вообразить себя участником этого процесса и насладиться таким участием, не неся неизбежных издержек, сопряженных с этим процессом в  действительности. Дети во дворе играют в дворовые, а подростки и взрослые - в компьютерные войны для того, чтобы почувствовать себя воинами, полководцами и императорами, не подвергаясь риску ранения, опалы или цареубийства. Еще один важный момент: люди играют, чтобы ощутить себя в настоящем деле, имитируемым игрой. Это ощущение (именуемое обычно «азартом» игры) появляется всегда, но как правило, оно сосуществует с четким сознанием и ощущением того, что все здесь происходит «понарошку» (аналогично просмотру игрового фильма). Однако, как и при подобном просмотре, это ощущение реальности может меркнуть, причем вплоть до полного исчезновения. В таких случаях говорят, что человек «заигрался». Наконец, подчеркнем, что ощущение «реальности игры»  приходит само, без усилия воли, в процессе игры (который, повторим, и нужен исключительно как трамплин для такого  «самостоятельного» прихода). Именно ради такого «естественного» ощущения люди и играют; усилием воли вообразить себя  кем угодно можно и без игровых хлопот. По последней фразе читатель должен был уже понять, к чему мы клоним. Пусть некий первобытный охотник играет, к примеру  говоря, в охоту на бизона - играет, пользуясь глиняным, «игрушечным» бизоном вместо настоящего и деревянной палкой вместо копья. В ходе игры к нему мало-помалу приходит ощущение участия в настоящей охоте (для этого он, собственно, и играет) и, поражая наконец изображение бизона, порой - не во всякой игре, но достаточно часто, - он окончательно почувствует себя  настоящим убийцей настоящего бизона, целиком или почти целиком уйдя в игровую реальность. К каким же выводам он должен будет прийти после окончания игры? Он помнит, что в какой-то момент  чувствовал себя настоящим победителем бизона; при этом он без всякого труда осознает, что это ощущение не было сознательно  вызвано им при помощи некоего усилия фантазии, но явилось к нему само собой, помимо сознания и воли. А раз так, то с точки  зрения первобытного человека, это ощущение должно прямо отражать объективную реальность. Иными словами, если человек чувствовал себя участником охоты, и в то же время не вызывал в себе этого чувства специально, то, значит, он и в самом деле  был в тот момент на настоящей охоте! В самом деле, ведь в противном случае для его ощущений окажется вообще невозможно приискать никакого источника (сам он таковым признан быть не может, поскольку сознание его в деле не участвовало, а о  самостоятельности подсознания никто пока не подозревает), а из ничего ничто не возникает. Как примирить этот парадоксальный - но, учитывая состав и характер древнего «опыта», вполне логичный вывод с тем очевидным фактом, что никакой охоты на месте игры все-таки не происходило и заваленной звериной туши перед нашим    игроком как не было, так и нет? Этому факту в пределах логики может найтись только одно объяснение: убийство бизона несомненно состоялось (раз его почувствовали органически, а не выдумали специально), но не здесь и не сейчас (раз здесь и сейчас туши все-таки нет), а в некоей иной точке пространства-времени. Осмысление игры предоставляло в этом смысле потрясающие  возможности: оказывается, имитируя реальный процесс и «заигрываясь» этой имитацией, человек в самом деле совершает этот  самый процесс где-то в ином месте и в иное время. Ни к каким другим выводам, рассуждая логически, человек древности (при его понимании опыта) прийти и не мог.  По той же логике подобие предмета считается в каком-то смысле самим предметом, или, точнее, его прямым продолжением  или проекцией. В самом деле, если, например, при взгляде на особенно искусное изображение быка у тебя перед глазами «как  живой», словно сам собой, встает настоящий бык (в общем-то, обычная человеческая реакция на истинное искусство), то, стало  быть, такое изображение и содержит в себе настоящего быка, а иначе откуда же он взялся перед твоим внутренним взором? Ты-то его во всяком случае специально не вспоминал и не придумывал - «он сам» пришел тебе на ум при восприятии изображения.  Между прочим, точно так же - самым что ни на есть научным способом - было открыто существование души. Лежу я, к примеру, в палатке, и вижу сон о том, как борюсь с чудовищем в далеких горах. Просыпаюсь, помня этот сон; между тем все заверяют меня в том, что я всю ночь так и спал в палатке, что, кстати, мне очевидно и самому. Однако ведь и боя с чудовищем я сам не  придумывал и не воображал; соответствующие «картинки» и ощущения явились мне так же независимо от моих усилий и воли, как и все, что происходит со мной наяву. Значит, все это случилось со мной на самом деле. Как же разрешить противоречивые, но одинаково не вызывающие сомнений данные о том, где я был этой ночью? Остается считать, что есть, собственно, два «меня», причем одна часть «меня» невидимо может покидать  другую и биться с чудовищами в некоем ином измерении, пока другая, состоящая из всего видимого и физически ощутимого во мне другими людьми, храпит в палатке. При этом помню я именно свой сон, а не то, что спал; значит, моя память и личность принадлежат именно той первой, невидимой части, которая билась, а не той второй, которая храпела. Ergo, имеем открытие  «духа» и «тела» во всей их полноте; отныне им предстоит стать ключевыми понятиями при описании и реконструкции устройства человеческой особи. Аналогичным образом устанавливается факт загробной жизни: достаточно увидеть покойного деда во сне, чтобы прийти к выводу, что он существует в некотором доступном твоему внутреннему зрению виде и явился к тебе самолично; достаточно, чтобы взгляд на его могилу случайно и непроизвольно привел тебе на память «как живой» его образ, чтобы ты должен был прийти к выводу: покойный дед явился тебе в призрачном виде наяву над собственной могилой. Так - или примерно так - и были открыты главные принципы магии: имитация процесса есть сам процесс, подобие предмета   есть сам предмет - при условии, что ты без усилий и противоречий глубоко чувствуешь это. Воздействуя на подобие предмета,  имитируя действие, ты сможешь глубоко и в полной мере почувствовать их как подлинные - и в тот момент будешь воздействовать на сам предмет и совершать само действие, прорываясь сквозь время и расстояние. Подчеркнем, чтобы не было никаких недомолвок: само по себе подобие так и остается всего лишь подобием, а имитация - имитацией. Их прямая связь со своим реальным «прототипом» до поры до времени существует только в потенции. Одна лишь сила человеческого желания, целостного переживания, мгновенного и полного интуитивного восприятия тождества изображения с изображаемым активирует эту связь, перебрасывает от одного к другому словно скользящий мост и позволяет человеку «дотянуться» через первое до второго. Двигателем же и горючим магического действа является только духовная сила (в конечном счете - сила переживания) его носителя. После открытия самого способа прорывать таким образом пространство и время, делом чистой техники остается подобрать такой конкретный  метод и способ имитации, чтобы попасть в нужную точку того и другого, то есть чтобы, в частности, в нашем примере бизон был убит не вообще где-то и когда-то, а завтра и на ближайшей охоте. Это было уже, повторим, делом чистой и рутинной техники и осуществлялось методом тыка (попробуй поплясать вокруг изображения бизона так и этак и посмотри на результат;  реально в счет при этом пойдут, разумеется, совпадения, но их-то как раз всегда хватает с лихвой. По сути магия не содержит и не несет в себе ничего иррационального. На деле она была открыта самым  что ни на есть естественнонаучным исследовательским путем, с применением образцовой и тонкой логики к тому, что древний  человек имел все основания считать достойным изучения эмпирическим опытом. Тому факту, что в действительности опыт это  был ложный (точнее говоря, что он не имел прямого отношения к внешнему миру), суждено было стать более или менее ясным  лишь много тысячелетий спустя» (А. Немировский).

 

 

Я прошу прощения за долинную цитату, но тут «умри, Денис, лучше не напишешь», а главное – чем формулировать что-то за специалиста, лучше предоставить слово самому специалисту.

Итак, магизм и язычество насквозь рационалистичны, прагматичны, логичны, если хотите – «научны». Реакция фараона на чудеса Господни, совершаемые через Моисея, совершенно аналогична реакции Сталина на взрыв бомбы в Хиросиме: товарищ Берия, соберите специалистов и сделайте машинку помощнее. И даже поражение, понесенное фараоном, не разубеждает его в силе магии; точно так же Сталин не перестал бы верить в эффективность фугаса, даже если бы Курчатов так и не сумел построить ему атомную бомбу: фугас по-своему очень даже ничего, как показали в Дрездене союзники.

Косвенным подтверждением этого является то доверие, которое современный мир – секулярный, вполне прагматичный и рациональный – оказывает магии. Покажите мне популярную газету без гороскопа. Покажите мне книжный магазин, где нет полки посвященной оккультизму, гаданиям, фэн-шуй, нагвализму, «анастасии», той же астрологии и «диагностике кармы». А сколько людей считают сны, где они действовали в фантастической обстановке – «кармическими воспоминаниями»? И даже человек, который «не верит во всю эту чепуху», нет-нет да и задумается – а почему, например, все мои знакомые Татьяны имеют стервозный характер, а Алексеи – скорее «ведомые», чем «ведущие» по жизни? А потому что неосознанному, но вроде бы репрезентативному опыту мы доверяем по природе. И это правильно, товарищи, - не доверяя опыту, мы не могли бы познавать мир. В самом деле, если в жизни ты встречал пятерых женщин по имен Татьяна, не знакомых между собою, но имеющих струнку стервозности – можно считать этот опыт достаточно репрезентативным? Сознание будет ему в репрезентативности отказывать, но подсознание, уж будьте уверены, в очередной Татьяне, встреченной на жизненном пути, непременно струнку «стервозности» отыщет. А если не отыщет, то – разве исключение не подтверждает правило? Все вещества, замерзая, сжимаются – но вода расширяется: каким же образом расширение воды опровергает сжатие остальных жидкостей? Если конкретно этот гороскоп на эту неделю не сбылся, если человек, который по гороскопу «Водолей» ведет себя форменным «Стрельцом» - разве не знаем мы множества случаев когда предсказания гороскопа сбываются, разве не знаем множества «правильных» «Водолеев»?

Итак, казалось бы, наше поражение в споре окончательно и бесповоротно. Мы не имеем права доверять опыту мистиков Ветхого Завета и Церкви – в том вопросе, который нас жгуче интересует, он бесполезен. Нам не нужно знать, силен ли Бог – мы поклоняемся не силе, а безусловному Совершенству, Справедливости, Любви, мы поклоняемся Абсолюту, а в этом вопросе мистический опыт нам ничего не дает. Фома вложил пальцы в раны Христа и уверовал – но во что? В то, что Христос Господь и Бог. Спрашивается, как одно связано с другим? Как способность некоего Человека выйти из могилы живым свидетельствует о том, что Он – именно Господь и Бог, а не Осирис, Мардук или Суса-но-о? Никак. Ну так что же, признаем себя ослами и будем ждать распоряжений от людей поумнее нас? «Рациональное» мышление начинает и выигрывает у «слепой веры»?

Не будем так торопиться. Допустим, у «рационалистов» есть основания принимать на веру прошлый опыт, ибо кто-то и когда-то в Австралии действительно был, а один из моих друзей по переписке там даже живет. Но на какую веру мы принимаем его – на ту же самую, на какую Моисей и Апостол Павел принимали Сущего, или на какую-то другую? На пальцах: вот некто, девять раз занимавший у вас деньги и честно возвращавший, просит у вас в долг сумму бОльшую, чем просил раньше. Можно ли назвать опыт прошлых девяти раз – осуществлением ожидаемого, а уверенность в том, что этот человек деньги вернет – уверенностью в невидимом?

По-моему, можно.

Да, скажет «рационалист», я понимаю, к чему вы клоните, но между нашей и вашей верой есть одна существенная разница. Я-то, в отличие от вас, отдаю себе отчет в том, что мои знания об этом человеке не носят характера 100%-ной уверенности, а ваша вера – иррациональна, и хорошо хоть, что вы это понимаете.

 

Они (постулаты рационального мышления – О. Б.) считаются всеми лишь относительно-истинными (хотя бы на практике эта относительность была приравнена к 99 и 9 в периоде процентам - т.е.  фактически к стопроцентной истинности). Смысл этой «относительности» заключается в том, что если грамотному носителю  суждения предъявят новые опытные факты и умозаключения, несовместимые с указанным суждением - он не умрет от горя, не испытает мировоззренческого краха и не заорет «этого быть не может, потому что этого не может быть», а взвесит и сравнит все факты и соображения и, вполне возможно, скорректирует свое, казалось бы, «стопроцентное» суждение (именно это произошло, когда физики пришли к выводу об относительности пространства-времени; до 1900 г. их независимость от наблюдателя, уж  конечно, была именно такой, 99,9... =«100»-процентной истиной). Ясно, что все это возможно только в том случае, если     носитель с самого начала теоретически допускал, что в его суждении может (если не должна) содержаться какая-то доля ошибки, и не переходил роковой грани, отделяющей девяносто девять и девять в периоде от ста  

 

 

Вот против этого довода у меня долгое время не было возражений – что говорит только о моей тупости и самонадеянности (стоило в молитве обратиться к Святому Духу, как ответ пришел быстро). Допустим, постулаты рационалиста не носят характера 100%-ной уверенности, допустим, рационалист готов их скорректировать при поступлении новых данных. Но. Мы живем в динамичном мире, и каждый день требует от нас действий здесь и сейчас. Вернемся к примеру с человеком, просящим энную сумму в долг. Может ли рационалист в этой ситуации поверить ему на 9/10? Никак. Он может либо дать денег, либо не дать, «а третього нема». Когда ситуация требует действия, «рационалист» поступает точно так же, как и «иррационалист»: либо доверяет, либо нет.

И вот тут я беру палку недоказуемости Божия бытия за другой конец: господа, Абсолют действительно не может предоставить нам адекватных доказательств тому, что Он есть Абсолют, а не Великий Ктулху – но, с другой стороны, любой честный человек точно так же не может предоставить вам доказательств того, что он не обманщик – и тем не менее вы ведете с ним дела, строите с ним отношения. Рациональный довод «я доверял ему 99 раз и он меня ни разу не обманул, а если он обманет – то тут я и скорректирую свои на него воззрения» не годится: во-первых, Апостолы, а за ними – и мы, строим свои отношения с Христом на той же самой основе: Он 99 раз сказал нам правду, и когда Он на 100-й раз сказал, что Он и Отец (сиречь Бог) одно – на каком основании мы отвергнем именно эти Его слова, коль скоро приняли все остальные? Довод «Он не может быть Богом, потому что Бог не может стать человеком» звучит как-то… хм… иррационально. У нас нет репрезентативных данных о том, что Бог может, а чего нет, нес па? А поскольку решение нужно принимать здесь и сейчас (каждый из нас, христиан, принимал его в свое время), мы не можем «обратиться на 99%». Только обратиться или нет.

Есть и еще один нюанс, о котором я здесь умолчать не могу. Каким бы парадоксом это ни казалось, но именно иррациональность христианства часто убеждает людей обратиться. Постараюсь объяснить. Выше мы увидели, как из человеческого опыта игры совершенно рациональным путем выводится магизм и язычество. Мы согласились также с тем, что никакой человеческий опыт не может лечь в основу представлений об Абсолютном Божестве – человек «не вместит» Абсолюта.

Эрго: человек НЕ МОГ ВЫДУМАТЬ веры в Абсолют.

Мой великодушный противник А. Немировский подтверждает это как знаток древневосточных языческих религий:

 

Причины этого коренного переворота в мировоззрении людей, предопределившего все дальнейшее развитие человеческой культуры вплоть до современной, в рамках собственно научных представлений пока четко не  выявлены; есть основание думать, что речь идет о чем-то вроде ментальной болезни (достаточно заразной, как и большинство    поражений информационной сферы у стайных животных).

 

 Проще говоря, появление монотеизма в его теистическом (а не деистическом и не пантеистическом виде) для людей знающих представляет собой большую загадку. Александр Немировский склонен видеть тут нечто вроде массового помешательства (однако, долгонько же продолжалась эпидемия!), мы, соответственно, волю Божию, но человеческой фантазией тут – что с нашей, что с его точки зрения – и не пахнет. Чем лучше человек разбирается в вопросе (истории, мифологии, психологии), тем больше ему это ясно; чем меньше человек разбирается в вопросе, тем более ему ясно, что «все зробив не Бог, а обiзяна». Человек с богатой фантазией понимает, где лежат ее пределы; человек с бедной фантазией думает, что иррационального Абсолютного Бога выдумать так же легко, как и рационального языческого бога.

Это свидетельствует лишь о том, что богов он выдумывать не пробовал, что он даже не читал повествований о языческих богах – ни Эдды, ни Песни о Гильгамеше, ни «Кодзики» или «Пополь-Вух», ни даже «Легенд и мифов Древней Греции» в изложении Н. А. Куна. Первая же попытка прочитать Библию встык с любым сводом языческих сказаний тут же покажет радикальное отличие Библии; высветит в ней концепции, которые НИКОГДА не появлялись в языческих мифологиях. Ной может быть похож на Утнапиштима, но между шумерскими богами, которые устраивают потоп просто по своей прихоти, а потом плачут, как дети, из шалости спалившие квартиру, и Богом, Который  раскаялся, что создал человека на земле, и восскорбел в сердце Своем, потому что велико развращение человеков на земле, и что все мысли и помышления сердца их зло во всякое время – между ними дистанция даже не огромного, а бесконечного размера.

И вторая пропасть пролегает между Христом и «умирающими и воскресающими богами» язычества. Достаточно поговорить о Христе с любым раввином, и вы услышите, что «согласно иудейским представлениям Мессия должен быть обычным человеком, только наделенным Божественными дарами»; что «идея воплотившегося от женщины Бога всегда была чужда и противна еврейскому сознанию». Примем это утверждение за истину – в самом деле, кого, как не раввина, можно признать экспертом по еврейскому сознанию? Примем за истину – и увидим, что «неприемлемую для еврейского сознания идею» выдумал еврей Иисус, приняли евреи-Апостолы, горячо проповедовал еврей Павел из Тарса. «Языческую» идею язычники получили из рук монотеистов-евреев!

Более того – если все евреи и всегда верили, что Мессия должен быть обыкновенным человеком – то почему «авантюрист» Иисус проповедовал именно то, что евреи, по идее, не должны быть принять, что еврейскому сознанию чуждо и противно? Да, вера в то, что Христов – воплотившийся Господь, иррациональна. Но вера в то, что Он – авантюрист, а Апостолы – легковерные дураки, вообще абсурдна: авантюрист не станет проповедовать то, что наверняка загонит его в могилу; наивные дураки не смогут увлечь своей проповедью полмира; тем паче не смогут придумать «удобной и приемлемой для язычников концепции», тем паче не смогут отдать за нее жизни (а из Апостолов только один, Иоанн, умер своей смертью – остальные были убиты за проповедь Христа). Итак, на одной чаше весов лежит иррациональная вера, на другой – абсурд.

Резюмэ. «Слепая вера» христианина в принципе ничем не отличается от «зрячей веры» рационалиста: на этапе ДЕЙСТВИЯ и тот, и другой принимают свои постулаты за 100%-но верные, а на этапе рассуждения, пожалуй, ни один христианин не может честно сказать, что его вера есть 100%-ной: червячок скепсиса живет в каждом из нас, и каждый из нас неспособен ходить по воде, как Петр, который, пройдя несколько шагов, испугался и начал тонуть. В этом, собственно, и заключается подвиг веры: не будучи на все сто уверенным в том, что Бог есть, действовать так, словно Он есть; сомневаясь в словах Христа о лилиях и птицах, отдавать бедным пищу и одежду; колеблясь в отношении Христова воскресения, идти под пули и на костры.

 

И что еще скажу? Недостанет мне времени, чтобы повествовать о Гедеоне, о Вараке, о Самсоне и Иеффае, о Давиде, Самуиле и (других) пророках, которые верою побеждали царства, творили правду, получали обетования, заграждали уста львов, угашали силу огня, избегали острия меча, укреплялись от немощи, были крепки на войне, прогоняли полки чужих; жены получали умерших своих воскресшими; иные же замучены были, не приняв освобождения, дабы получить лучшее воскресение; другие испытали поругания и побои, а также узы и темницу, были побиваемы камнями, перепиливаемы, подвергаемы пытке, умирали от меча, скитались в милотях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления; те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли. И все сии, свидетельствованные в вере, не получили обещанного, потому что Бог предусмотрел о нас нечто лучшее, дабы они не без нас достигли совершенства». (К Евреям 11:32-40)

 

·         Конечно, вульгарный материалист отвергнет и это предположение на том основании, что он демонов не видел, а значит – их не бывает. Очень многие отождествляют вульгарный материализм и рационалистическое мышление – но это в принципе неверно.

 

На главную страницу

К другим электронным публикациям

Hosted by uCoz